– По-английски, пожалуйста.

Мимолетная пауза в его взгляде исчезла вместе с чем-то неуловимым.

– Прими гребаную таблетку, Мила.

Однажды он уже накачал меня наркотиками, и я должна была усвоить урок. Я позволила ему – с моей блевотиной на его рубашке, моим именем на его губах, все еще витающем в воздухе, и близостью его взгляда, – положить таблетку мне в рот, прежде чем заставила себя проглотить ее и протолкнуть по саднящему горлу с глотком воды.

Его телефон зазвонил, и он встал, чтобы ответить. Я воспользовалась возможностью, чтобы откинуться головой на спинку дивана и закрыть глаза, дабы облегчить боль в голове. Похлопывание по лицу заставило меня застонать и снова открыть глаза.

– Не спи, – сказал он мне.

– Английский, – напомнила ему я.

После секунды осознания, которая подсказала мне, что он не заметил, как сказал это по-русски, он стиснул зубы и ушел, чтобы и дальше терроризировать кого-то по телефону. Мои веки были такими тяжелыми, что я снова закрыла их, но покой был прерван еще одним похлопыванием по щеке.

Я взглянула на Ронана так зло, как только могла.

– Прекрати.

Не отнимая телефон от уха, он впился в меня взглядом.

– Если заснешь, я отшлепаю тебя по заднице.

Долгую секунду мы пристально смотрели друг на друга. Если он не сделал этого за то, что я выплеснула чай ему в лицо, он не станет наказывать меня за то, что я заснула, когда меня отравили. Хотя по какой-то причине я позволила его угрозе подействовать и заставила себя держать глаза открытыми.

Минута прошла, он отвел от меня взгляд и направился к двери в комнату. Вернулся со знакомым уже человеком: врачом, которого я встретила в первую ночь в Москве. Тем, который пытался предупредить меня. Тот дом, казалось, был так далеко отсюда, я понятия не имела, как он добрался сюда настолько быстро. Мое воображение нарисовало врача в подземном мире, садящегося на поезд «Экспресс Сатаны». Меня уже ничто бы не удивило. Пока двое мужчин переговаривались по-русски, Кирилл опустился передо мной на колени, посветил в глаза, проверил пульс. Казалось, все повторяется, но на этот раз я знала, что в комнате присутствует Дьявол.

Когда Кирилл достал из портфеля пакет для капельницы и иглу, беспокойство запульсировало во мне волнами. Усталые мышцы затрясло, когда я заставила себя подняться на ноги и, слегка покачиваясь, небрежно заявить:

– Я пойду в свою комнату.

Кирилл нахмурился и сказал что-то Ронану, который с долей скупого веселья поймал меня за талию и притянул обратно.

Слабо сопротивляясь ему, я сказала:

– Правда, я чувствую себя хорошо.

Ронан заставил меня сесть на диван.

– Твою привычку врать мы обсудим позже. – Он присел передо мной на корточки и убрал с моего потного лица прядь заблеванных волос. – А сейчас дадим Кириллу вылечить тебя.

– Я не хочу. – Я задыхалась. – Можно сделать это завтра?

Судя по взгляду, ответ был «нет». Он кивнул Кириллу, чтобы тот продолжал, прежде чем сказать ему:

– Сделай все правильно с первого раза.

Кирилл с трудом сглотнул. Мне не требовалось знать, что он сказал, дабы понимать, что Дьявол ему пригрозил.

Я напряглась и крепко зажмурилась, но острый укол иглы в сгиб локтя не заставил мое давление упасть, как я ожидала. Может, оно и так уже было слишком низкое. Или, может, пребывание пленницей в этом доме изменило представления моего тела о том, чего мне стоит бояться. Это были не иглы или кровь. Почему-то – даже не Дьявол, присевший передо мной на корточки.

Я открыла глаза, чтобы увидеть: игла была на месте, пакет капельницы установлен. Прохладная жидкость потекла в мою кровь и дальше по руке. Мой усталый полуопущенный взгляд встретился со взглядом Ронана, и этот момент растянулся во времени и пространстве, пока я боролась с ядом внутри. Но смотреть в глаза этому человеку было все равно, что заглянуть в колодец, дарующий бессмертие. Он мерцал, маня прыгнуть в темные глубины, и уничтожал скрытый страх не вернуться обратно.

– Я умру? – Тихие слова сорвались с моих губ.

Его взгляд потемнел.

– Нет.

Никогда не стоит доверять монстрам, но, когда что-то тяжелое заполнило мою грудь, я поверила ему. Если кто-то и понимал смерть, так это он, человек с глазами черными, словно уголь. Только если ничего не подозревающая жертва не подойдет достаточно близко, чтобы увидеть, как они сверкают как танзанит.

Я позволила себе откинуть голову на спинку дивана. Рука у него все еще была в блевотине, он вытер ее о брюки, и все же казался собранным, слишком сдержанным, чтобы быть настоящим. Это зрелище напомнило мне, о чем он говорил: «Я плыл». Пришло воспоминание о том, как папа учил меня плавать на яхте в Атлантике, прицепив ко мне столько поддерживающих кругов, что при сильном ветре меня унесло бы как воздушный шар. Ностальгическая улыбка тронула мои губы, когда я спросила:

– Как ты научился плавать?

Он изучал меня минуту.

– Мне было восемь, на заднем сиденье машины, когда мать положила кирпич на педаль газа и направила машину в Москву-реку.

Улыбка сошла с моих губ. Я уставилась на него, слова холодными пальцами сжали горло. Он не отвел взгляд. Он, кажется, даже не осознавал ужаса того, что сказал только что. К счастью, Кирилл прервал хаос в моем разуме, вручив мне маску и жестом велев закрыть ею лицо. Избегая взгляда Ронана, я несколько секунд вдыхала лекарство, пока врач проверял кровяное давление и говорил с Ронаном по-русски.

Внезапно слишком устав, чтобы держать глаза открытыми, я принялась то терять сознание, то приходить в себя.

Очнулась я от мягкого движения постели подо мной.

– Вверх, – сказал Ронан.

Поняв команду, я неуверенно подняла руки, и он стянул мое платье через голову. Он разорвал шов от ворота до рукава, чтобы не потревожить капельницу в моей руке. Это было мое любимое платье, но у меня не было сил жаловаться. Даже когда он расстегнул пропитанный потом бюстгальтер и стянул его вместе с нижним бельем и чулками.

Я была обнажена, изнутри и снаружи. Присев на корточки рядом со мной, он пропустил мешок для капельницы через бретельку бюстгальтера, и внутри у меня все сжалось, когда я увидела следы на его щеке. Я не могла удержаться и не провести по нему пальцами.

Он замер, подняв взгляд на меня.

– Прости, – сказала я. – За то, что ударила тебя.

Мы смотрели друг на друга так долго, что рука у меня устала и соскользнула с его лица. Я, должно быть, снова заснула. Когда я открыла глаза, Ронана не было, а Кирилл тихо читал книгу на стуле у моей постели.

Глава двадцать седьмая

Альберт занял стул перед моим столом, его осторожный взгляд и молчание липли к коже. У него имелись веские причины, чтобы быть осторожным. Давненько я не был зол так, что даже руки тряслись: три месяца, если быть точным, как я нашел тело Паши, изуродованное руками Михайлова.

Ирония ситуации стала одной из причин, по которой я заставил себя сидеть тут и ждать, пока гнев остынет, прежде чем я начну по одному расстреливать своих людей в попытке найти предателя. Другая причина… ну, от этого меня немного тошнило. Это была мысль о том, что мягкий взгляд Милы чуть не погас навсегда из-за чашки чая. В груди жгло всякий раз, когда я вспоминал, как боролся за воздух в старом «Фольксвагене», наполненном ледяной водой.

Я не понимал, почему поделился этим с Милой, учитывая что я не рассказал этого даже своему брату, когда той ночью вернулся в квартиру, капая водой на потрескавшийся линолеум. Я не часто зацикливался на прошлом, но странное чувство… облегчения, оттого что Мила будет жить, напомнило мне о первом вздохе после того, как я пробил головой поверхность Москвы-реки.

– Где ты был? – спросил Кристиан по-русски, поднимая взгляд от крошечного телевизора с антенной, торчащей заячьими ушками, стоявшего на полу.