Дрожь пробежала по мне, мое замерзшее тело впитывало его тепло.

– Я буду ненавидеть тебя вечно, если ты причинишь ему боль, – оглушенно сказала я.

– Ты слишком драматизируешь для утра вторника.

От его слов пришло неловкое понимание того, что все смотрят на нас. Накатил легкий стыд, я уткнулась лицом в шею Ронана и пробормотала:

– Это был отличный монолог.

– Достойный «Оскара», – ответил он с оттенком скупого юмора. – Почти обморок был очень убедителен.

Когда мы вошли в дом, он сказал что-то Юлии на пути в столовую, где поставил меня на ноги.

Он протянул руку.

– Дай посмотреть.

Зная, о чем он просит, я, защищаясь, поднесла руку к груди.

– Правда, не все так плохо.

– Значит, дай мне, черт возьми, посмотреть.

Я вздохнула и повиновалась. Взгляд Ронана на рану заставил ее пульсировать, и я закусила губу, чтобы не поморщиться, прежде чем сказать:

– Полагаю, у вас нет пластыря?

Темный напряженный взгляд Ронана на секунду встретился с моим.

– Тебе нужно наложить швы.

От этой мысли живот скрутило. Я уже была на волосок от обморока, боль от иглы, пронзающей кожу, несомненно, обеспечила бы его.

– Я хочу услышать второе мнение, – сказал я, как будто только что узнала у врача дурные вести.

Он сухо посмотрел на меня и, когда Юлия вошла в комнату с аптечкой в руках, сказал ей что-то по-русски. Она даже не взглянула на мою руку, прежде чем объявить:

– Вам нужны швы, девушка.

Я зло взглянула на Ронана.

– Сядь, – потребовал он.

Я плюхнулась на стул.

Следующей к вечеринке присоединилась Полина. Она бросила любопытствующий взгляд на мое запястье, как будто это было самое интересное, что случилось за утро. Я нечасто видела кухарку, но ее выкрики по-русски после звона кастрюль и сковородок были обычным делом.

Когда она поставила передо мной полную тарелку, мой желудок громко заурчал. Я умирала с голоду, но во мне было достаточно упрямства. Я поблагодарила Полину, но к еде не притронулась.

Издав разочарованный звук, Ронан схватил мое лицо и повернул к себе.

– Ты съешь все до крошки с этой чертовой тарелки.

Я встретилась с ним взглядом.

– Съем, если пообещаешь, что ничего не сделаешь Хаосу.

– Я не обязан ничего тебе обещать.

Что-то подсказывало, что он нечасто разбрасывался обещаниями, и если я добьюсь хоть одного, он это обещание выполнит.

– Ты не обязан, – тихо сказала я. – Я прошу.

Прошла долгая секунда, его желваки задумчиво ходили под скулами. Он был так близко, что его глаза мерцали темно-синим. Я всегда считала его безумно красивым, но теперь это зрелище поразило меня, словно удар в грудь, разлив тепло по всему телу. Одно лишь властное прикосновение его руки к моему лицу вызвало горячую волну в крови, скользнувшую ниже, вызвав болезненные ощущения между ног. Мои губы приоткрылись, и его взгляд опустился на них, прежде чем снова подняться к глазам.

– Твоя голодовка окончена, – хрипло сказал он и подождал моего ответа. Я кивнула, в груди стало легче от осознания того, что он общается со мной. Его большой палец коснулся моей щеки, тело жаждало ласки на губах, которые покалывало от предчувствия.

– Ты позволишь Юлии наложить швы без единой жалобы, – продолжил он.

Не в силах вздохнуть, я кивнула.

– И если снова увижу тебя рядом с Хаосом, – его хватка стала сильнее, – даже реки слез его не спасут. Ты меня поняла?

Я поджала губы, это условие мне понравилось меньше всего. Хотя держаться подальше от Хаоса было лучшей альтернативой. Когда я кивнула, его рука соскользнула с моего лица, оставив горячий след. Я хотела словесного обещания, но хитрого взгляда было более чем достаточно.

Я только что пошла на сделку с Дьяволом.

Мое сердце сжималось от всевозможных наивных предположений: может быть, это обещание откроет возможность следующего, может быть, где-то глубоко под скорлупой Ронана лежит чудесная шоколадная начинка, может быть, я нашла его спасительное милосердие.

Хотя все мои надежды пошли прахом, когда он закончил, бросив на прощание:

– И никогда, мать твою, не смей перечить мне перед моими людьми.

Глава тридцать пятая

kilig (сущ.) – бабочки в животе

Мила

Татуированные пальцы скользнули вниз по моим ногам, и шероховатость его рук оставила после себя мурашки. У меня перехватило дыхание, когда он раздвинул мои бедра. Моя кожа была такой чувствительной, что я отзывалась на малейшее прикосновение. Его губы скользнули вниз по моей шее, посасывая и покусывая, прокладывая дорожку к моей груди. Пустота пульсировала в низу живота, умоляя о заполненности и движении.

Глухой удар погасил пламя внутри меня как свечу. Мои глаза резко открылись, чтобы увидеть, как книга упала у меня с колен. Я прерывисто вдохнула и с чувством отвращения к безнравственным грезам, засасывавшим меня, встала с подоконника и принялась мерять шагами комнату.

Уже перевалило за одиннадцать, а я все еще не могла заснуть. Каждый раз, как закрывала глаза, беспокойство росло под кожей, изнуряя тело. Лунное притяжение творило волшебство с моим недавно оскверненным телом. Хотела бы я, чтобы причина была лишь в этом, но мои фантазии не имели ничего общего с плотскими ритуалами и свиданиями в лесу.

Я все еще чувствовала его на себе: на губах, на шее; он был в моей голове. Я ощущала постоянное томление меж бедер. При этой мысли сердце застучало быстрее, а соски под футболкой затвердели.

Я сходила с ума.

С растущим разочарованием схватила книгу и побрела по коридору. Без Ронана в доме было тихо и темно. Он уехал в Москву вскоре после того, как Юлия закончила накладывать швы на мое запястье, и больше не появлялся. Мне было интересно, не ужинал ли он сейчас с Надей. Не трахал ли он ее так, как ей было нужно. От этой мысли у меня скрутило живот, и я отогнала ее.

Я направилась вниз по лестнице, тихо заскрипевшей под моим весом. Лунный свет проникал в библиотеку серебряными лучами, в которых искрились частички пыли. Я встала на цыпочки, чтобы вернуть «Гроздья гнева» на место. И тут знакомый запах сигар – специи и эвкалипт – заполнил мои легкие.

– Котенок.

Книга выскользнула из пальцев, и я развернулась. Мое сердце колотилось. Ронан сидел за столом, грозная тень под белым облаком дыма.

Я положила руку на грудь.

– Боже, ты меня напугал. – Именно в этот момент я поняла, что больше не опасаюсь его присутствия и что монстр, которого я когда-то боялась, теперь был тем, с кем я рада столкнуться в темноте.

– Если б я не знал тебя, подумал бы, что ты пытаешься меня соблазнить, – протянул он, его темный взгляд, источая покалывающее тепло, скользнул по моим бедрам. – Но мы оба знаем, что ты более прямолинейна… и, скажем так, неуклюжа.

Он выглядел и говорил как джентльмен, но когда выдохнул небольшое облачко дыма, те завились над его головой словно рога.

Он говорил о том, как я впервые поцеловала его – как едва не промахнулась мимо его губ. Раздражающий комментарий должен был подавить мое желание, но этого не случилось.

– Это не значит, что в твоих попытках соблазнения не может быть немного больше такта, – сказала ему я.

Он наблюдал за мной минуту.

– Не беспокойся о моих усилиях, котенок.

Я вскинула бровь.

– А ты – о моих.

Наши взгляды встретились, в его глазах скользнуло что-то более темное, чем тень. Молчание повисло в воздухе, оказывая давление на легкие. Пытаясь восстановить дыхание, я взяла книгу и убедилась, что не повредила корешок, прежде чем положить ее на место.

Я почувствовала, как его взгляд скользнул по моей спине к заднице и ногам. Взгляд обжигал – горячий и одновременно холодный, словно ледяной кубик на коже. Я провела пальцами по старым корешкам, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме его присутствия, окутывавшего тело, словно черный шелк.