Когда она потянулась назад и схватила меня за запястье, ее ногти впились в кожу, я понял, что это была рефлекторная реакция на боль, и замедлился. Должно быть, ощущение от прошлой ночи не прошло, а я трахал ее слишком жестко. Мне не понравилось тяжкое чувство, возникшее в груди при этой мысли. Но больше всего мне не нравилось то, что она не говорила о том, что я причиняю ей боль.

Обхватив ее рукой за талию, я притянул ее спину к своей груди. Она задыхалась, взгляд ее стал мягким, послушным и затуманенным. Ее голова упала мне на плечо. Я слышал, как колотится ее сердце, чувствовал, как ее пальцы впиваются мне в запястье, ощущал дыхание на своей шее. Это было не то, что я замечал обычно, и отчего-то все это скрутилось в груди узлом.

Я провел губами по ее уху, голос у меня был хриплый:

– Если будет слишком, говори. Или я прекращу прямо сейчас.

Я бы скорее поймал пулю, чем остановился сейчас.

– Я же сказала, что смогу, – выдохнула она.

– Меня не интересует, что ты там сможешь. Мне не нравится причинять боль.

– Тебе также не нравится медленно и нежно. Я не знаю, чего ты от меня хочешь. – В ее голосе прозвучала неуверенность. – Я хочу, чтобы тебе понравилось.

Твою мать. Прямо сейчас она хотела доставить удовольствие мне. Почему она непременно должна быть такой самоотверженной? Как бы это ни раздражало меня, то был удар в солнечное сплетение. Казалось, я не мог обойтись с ней, как должно. Она казалась слишком хорошей, слишком мягкой, слишком, мать его, солнечной. Это было чертовски алчно, но я хотел все, что она могла мне дать.

Я прикусил мочку ее уха.

– Поверь мне, котенок. Мне понравится, даже если я буду трахать тебя медленно. – Я дернул ее футболку. – А теперь сними это.

Она стянула ее через голову, движение обдало меня легким летним ароматом. Она пахла так чертовски хорошо, что я прикусил ее шею и втянул кожу, оставив еще одну отметину. Со вздохом она повернула голову, чтобы предоставить мне больший доступ. Я сжал одну ее грудь и сказал:

– Думаю, что трахну их следующими.

Со стоном ее голова упала мне на плечо, когда я перекатил сосок между большим и указательным пальцами. Пока я играл с ее грудями и сосал ее шею, она стала беспокойной, принялась покачивать бедрами, чтобы ощутить трение, прежде чем приподняться, почти полностью выпустив меня, а потом принять обратно так глубоко, как только было возможно.

Я застонал и позволил ей трахать себя минуту, пока она не начала всхлипывать и дрожать от желания большего.

Я уткнулся носом в ее шею.

– Хочешь кончить?

– Да. – Она задыхалась. – Пожалуйста.

Услышав как Мила умоляет, я почувствовал такой подъем, который мог бы посоперничать с любым наркотиком. По крайней мере, мне так казалось. Я никогда в жизни не прикасался к наркотикам.

Я прикусил ее плечо и сказал:

– Какие манеры. – Прежде чем скользнуть рукой меж ее ног.

Она двигалась на мне, принимая меня ленивыми движениями, пока я потирал клитор. Издаваемые ею звуки подталкивали меня к краю. Мягкая кожа, мягкие волосы… Это все, мать его, было слишком.

– Я сейчас…

Я поставил ее на четвереньки и трахал все то время, что ее сотрясал оргазм, придерживая бедра, когда у нее подкосились ноги. Она содрогалась и стискивала меня так сильно, что жар, скользивший вдоль моей спины, грозил вырваться наружу. Прерывисто вздохнув, я замер и провел рукой по ее позвоночнику.

– Хочу кончить в тебя. – Я и не думал говорить этого, пока слова сами не слетели с моих губ.

Она выдохнула, давая усталое безмолвное согласие.

– Не позволяй мне кончить в тебя, – прорычал я. Я даже трахать ее не должен был без презерватива… несмотря на то что был чист, так же как и она, учитывая ее опыт.

– У меня спираль.

Секунду я обдумывал это, прежде чем мрачно спросить:

– В смысле? – Она ненавидела врачей. Единственная причина, по которой она могла бы поставить спираль… выбешивала. – Собиралась отдать это кому-то другому? – Я сжал ее ягодицу.

– Я… Я не знаю.

Неверный ответ. На самом деле, это был настолько неверный ответ, что я шлепнул ее по заднице достаточно сильно, чтобы остался след. Она вскрикнула и выгнула спину, распахнув глаза, бросила на меня свирепый взгляд через плечо. Ее раздражение прошло, когда я вышел и снова вошел под тем углом, который позволял ударить по ее точке G. Тихий стон поднялся в ее горле. Я понял вдруг, что никогда раньше не слышал, как она произносит мое имя. И внезапно мне это понадобилось.

– Хочешь больше, котенок?

– Да.

– Тогда скажи мне, кто тебя трахает, – резко потребовал я.

– Это имеет значение? – Она попыталась насадиться на меня, но я держал ее бедра.

– Да, черт возьми, имеет.

– Почему? В конце концов я запомню лишь спинку твоей кровати. У нее очень сексуальный дизайн.

Стиснув зубы, я опрокинул ее на спину так грубо, что она подпрыгнула. Я вошел в нее одним жестким движением, упершись руками в постель у ее головы, и увидел, как закатились ее глаза. Ее пальцы вцепились мне в запястья.

– Ты этого хочешь? – прорычал я.

Она раскраснелась от оргазма, ее дыхание было прерывистым, но ей удалось сказать:

– Хочу свечи.

Это, мать его, было так нелепо, что моя злость спала. Ее мягкие руки скользнули по моим бокам и схватили меня за бедра, чтобы подтолкнуть вперед. Я ненавидел эту позицию. Смотреть в глаза женщине во время секса было интимно до тошноты, но Мила не смотрела мне в глаза: она смотрела туда, где мой член глубоко погружался в нее. Мне показалось это возбуждающим и… раздражающим – вместо того чтобы смотреть мне в лицо, она сконцентрировалась на другом.

– Двигайся, – выдохнула она.

– Нет. Хочешь в миссионерской позе? Сначала скажи, кто тебя трахает.

– Ты.

Она провела пальцами вверх по моим рукам, по плечам, к волосам, послав дрожь вдоль позвоночника.

– Мое имя, котенок.

– Ронан.

Стон вырвался из моей груди, и я начал толкаться в нее длинными и медленными движениями. Она уперлась руками в постель позади себя и поднялась, чтобы поцеловать мою грудь, прихватив кожу зубами, проводя пальцами везде, куда могла дотянуться. Я не мог заставить себя остановить ее.

– Кто тебя трахает сейчас?

Целуя меня в уголок губ, она выдохнула:

– Ронан.

Затем она скользнула языком мне в рот, и я не мог устоять и не пососать его.

Схватив ее волосы в кулак, я запрокинул ее голову, чтобы видеть ее глаза:

– Кто будет трахать тебя теперь? – До субботы. Все во мне так сопротивлялось этой мысли, что я толкнулся в нее жестко, заставив произнести следующее слово со стоном.

– Ронан.

Я упал на локти, наслаждаясь тем, как ее сиськи прижимаются к моей обнаженной груди. Она обхватила своими длинными ногами мои бедра, и когда я повернулся так, чтобы коснуться ее клитора, у нее вырвался вздох наслаждения.

Я провел губами вниз по ее шее.

– Тебе нравится, котенок?

В ответ она провела ногтями по всей моей спине, с каждым толчком прижимаясь ко мне бедрами. Ее тихие стоны были такими чертовски сексуальными, что я поцеловал ее, чтобы попробовать на вкус. Она прикусила мою нижнюю губу, а затем провела языком по шраму. Я резко выдохнул. Всякий раз, как она делала это, я чувствовал себя так, будто мне не хватает чего-то, пока она не возвращалась, чтобы лизнуть еще раз.

Ее губы были мягкими, и я раздвинул их своими, скользнув языком внутрь. Поцелуй ударил меня прямо в грудь.

– Я хочу… – Она выдыхала слова между скольжениями моих губ. – Увидеть… – Я засосал ее нижнюю губу и отпустил, задев ее губами. – Как ты кончишь.

– Ты первая, котенок.

Я схватил ее руки, поднял их над головой и терся о ее клитор, пока она не опала подо мной. Затем я прижался лицом к ее шее и вошел в нее; горячая волна пронзила меня так сильно, что в глазах потемнело. Мышцы задрожали, и я скатился с нее, чтобы не раздавить своим весом.