У меня на мгновение перехватило дыхание, и я чуть не рассмеялся над иронией ситуации. Девственница заставила меня кончить сильнее, чем кто-либо прежде. Когда я почувствовал, что матрас прогнулся, я автоматически, не глядя, схватил ее запястье.

– Я устала, – сказала Мила и вырвалась из моей хватки.

Скользнув по ней взглядом, я увидел, что она отказывается смотреть на меня; ее глаза были устремлены на дверь, как будто ей не терпелось уйти. Не знаю, почему, но я нашел это чертовски раздражающим. Я дернул ее задницу назад, на постель рядом со мной. Она разочарованно выдохнула, а затем я заметил слезу, бегущую по ее щеке. Твою мать. В горле встал ком. Я знал, что Миле не по силам жесткий трах. Знал и все равно сделал это.

– Давай, – сказала она. – Вели мне не плакать и отпусти.

Вместо этого я вытер слезу большим пальцем. Влага обожгла мою кожу и усилила желание поцеловать ее. Что я и сделал. Она вздохнула, неуверенно прижавшись своими губами к моим.

Я отстранился, чтобы сказать:

– Скажу Юлии, чтобы нашла свечи.

Легкая улыбка коснулась ее губ. Она подумала, что я шучу. Когда я потянулся к телефону на тумбочке, она запаниковала и схватила меня за руку.

– Правда, я в порядке, – сказала она как раз в тот момент, когда скатилась еще одна слеза.

Я стер ее.

– Маленькая лгунишка… – Затем я перекатил ее под себя и уперся руками в постель по бокам от ее головы. Прежде чем она успела возразить, ее взгляд задержался на моих плечах: на них были набиты морские звезды. Я не мог ничего поделать, лишь смотрел, как она касается подвески.

Лунный свет любил ее.

Но не так сильно, как моя тень.

– Ты слишком идеальна, чтобы быть настоящей. – Слова сорвались без раздумий, и когда она посмотрела на меня из-под мокрых ресниц, не раздумывая, шепнул ей в ухо перевод фразы.

Глава тридцать седьмая

heliophilia (сущ.) – желание оставаться на солнце

Мила

Я открыла глаза в темной комнате, и смятение усилилось, пока я не увидела накрывающую меня черную простынь и не вспомнила, что нахожусь в комнате Ронана. В его постели. С теплом его тела у меня за спиной. Часы на прикроватном столике показывали половину третьего, а это значило, что я проспала всего полчаса, прежде чем проснуться с полным мочевым пузырем.

Предыдущие часы прокручивались у меня в голове. Я ожидала секса и шлепка по заднице, с которым Ронан выставит меня за дверь. Я не ожидала, что он назовет меня идеальной, а потом будет целовать, пока я не засну. Я не знала, что в нем есть такая мягкость. Это было больше чем все, на что я когда-либо рассчитывала. Так почему я чувствовала себя такой… опустошенной?

Боже, я действительно плачу после секса.

Я тихо откинула простыни и соскользнула с постели. Когда ноги коснулись пола, я обернулась взглянуть на него. В груди стало тяжко.

Он спал на спине, закинув руку за голову. Он выглядел так человечно, уязвимо и прекрасно, что дыхание перехватывало от одного взгляда на него.

Смех мадам Ричи раздался у меня в голове, и волосы на руках встали дыбом. Неудивительно, что она расхохоталась. Мужчина, созданный для меня, оказался монстром, похитившим меня, а вскоре он убьет папу. Наверное, это было самое интересное предсказание в ее практике.

Я нашла на полу одежду и утащила ее в ванную. Я могла бы сразу уйти в свою комнату, но по бедрам текла сперма. Когда руки Ронана были на моем теле, презервативы были последним, о чем я думала, хотя теперь была не уверена на этот счет. Я знала, что он не соблюдал целибат. Я также знала, что он пользовался презервативами, они были спрятаны в ящике его тумбочки. Желудок скрутило при мысли о том, что он спал с другими женщинами в той же постели, в которой спал со мной… особенно с Надей. Был ли он так же мягок с ней, как со мной? Мне стало тошно от этой мысли, и я отогнала ее.

После того как я подмылась, сходила в туалет и оделась, я вышла из ванной. Ронан все еще спал и выглядел так умиротворенно, что мне не захотелось его будить… да и причин не было. У нас был просто секс. Для него это ничего не значило. Он дал понять это предельно ясно. Это я была настолько глупа, что считала, будто смогу пройти через это и ничего не чувствовать к нему после.

Когда я двинулась к двери, мой взгляд зацепился за что-то, сверкнувшее серебром в лунном свете. Все внутри меня замерло. Даже сердце.

Пистолет лежал на полу в нескольких метрах.

Мой взгляд вернулся к Ронану. Тяжелое чувство нарушило тишину внутри меня, я вдруг поняла, что никогда не предам его за то, что он со мной сделал. Может, он и нехороший человек, но и мир не черно-белый. Он – всех оттенков серого между этих двух крайностей.

И я сильно влюбилась в него… так сильно, что боялась, когда с ним покончат, от меня ничего не останется.

Я снова взглянула на пистолет, мой взгляд метался так же, как и раздирающий меня конфликт. Часть меня хотела проигнорировать шанс на свободу, другая задавалась вопросом, не единственная ли это возможность спасти папу… и, эгоистично, себя. Я знала, что не смогу забрать жизнь другого человека. Я без сомнений знала, что никогда не смогу убить Ронана.

Но в большинстве игр выигрывает блеф.

Лунный свет ощущался как мороз на коже, когда мои ноги двинулись сами по себе. Мои руки дрожали, когда я подняла убийственный кусок металла. Он был тяжелым, таким тяжелым, что мне тут же захотелось его уронить, но затем я представила себя стоящей в одиночестве у гроба папы и сжала пальцы крепче.

– Котенок.

Единственное слово проскользнуло сквозь меня, заставив тело вздрогнуть так, что загудело в ушах. Мой взгляд метнулся к Ронану. Он сидел на краю постели в боксерах, опустив руки на бедра. Прищуренный взгляд опустился на пистолет в моих руках, прежде чем вернуться к моим глазам.

– Принеси его сюда.

Меня окатило холодным потом, омыв дрожащей влагой. Я не пошевелилась. Я не могла. Борьба поглотила всю меня, выбив воздух из легких и душу изнутри.

Его взгляд стал жестче.

– Я сказал, принеси его сюда.

Было проще, когда он становился Дьяволом, а не тем, кто вытирал мои слезы. Одна эта мысль вызвала жжение в глазах, потому что я знала: он больше никогда этого не сделает. Но я должна была сделать это сейчас, пока не влюбилась так сильно, что не смогла бы найти выход.

– Я не могу. – В словах сквозило отчаяние.

Он встал и шагнул ко мне, в его глазах была решимость. Я подняла ствол к его груди. Пистолет был таким тяжелым, что мои руки дрожали, спусковой крючок обжигал палец.

– Не надо. Пожалуйста, не надо. – Кровь стучала в ушах так сильно, что практически заглушала мой голос.

Сжав челюсти, он помедлил.

– Я не могу стать причиной смерти папы. Я не могу… – Слезы побежали по моим щекам. – Просто отпусти меня. – Я умоляла. – Это все, чего я хочу.

Он мрачно, недоверчиво хмыкнул.

– Ты лучшая лгунья, чем мне казалось.

– Что? – У меня сдавило грудь.

– Это был твой план? – прорычал он. – Пока трахалась со мной, думала, как спасти своего проклятого отца?

Я побледнела.

– Нет… Я этого не планировала, но если даже так, ты не имеешь права оборачивать все против меня. – Я была так ошеломлена, что не могла даже разозлиться. У меня больше не осталось эмоций. – Ты лгал мне. Ты использовал меня с самого начала.

– И я бы сделал это снова. – Утверждение было полно яда. Я не думала, что когда-либо видела его таким разъяренным. Сердце сбилось с такта, и я сделала шаг назад от его ярости.

– Пожалуйста. Просто отпусти меня. – Слова прозвучали как всхлип. – Это все, чего я хочу.

– Нет.

Он не раскусил мой блеф, хотя не собирался уступать. Больше всего меня задело то, что он думал, будто я действительно могу его застрелить.

От этой мысли захотелось бросить пистолет, но я не смогла. Я ничего не значила для него. Я была шахматной фигурой. И я больше не могла терпеть то, что мной играют.