Босиком я последовала за Юлией по коридору, горло сжалось, когда я проходила мимо места, где упал охранник. В воздухе витал аромат лимона, а пол сверкал, словно отполированный. Мне стало интересно, провела ли Юлия свое утро по колено в окровавленных бумажных полотенцах.

Пока мы спускались, я осматривалась по сторонам. Обстановка в доме была величественной: высокие потолки, лепнина в виде белых корон и мраморные полы. Однако персидские ковры, темные шторы и неправильно подобранная мебель придавали ему теплый и мужской колорит. Не будь этот дом моей тюрьмой, я бы назвала его уютным.

Ронан сидел в столовой в конце длинного стола. Он как король восседал в своем кресле с высокой спинкой, с глазами такими же темными, как душа. Какая-то извращенная версия Нарнии. Я была уверена, что если шагну в его шкаф, окажусь прямо в аду.

Я остановилась у другого конца стола с твердым намерением сесть как можно дальше от него, хотя, окинув меня холодным взглядом, Ронан ногой отодвинул стул рядом с собой.

Какой благородный джентльмен.

Я бы скорее рискнула прыгнуть из окна второго этажа, чем сесть рядом с ним, но гордость не позволила выдать сотрясавшую меня дрожь. Поэтому я двинулась к нему, как делала это каждый день, как будто несколько дней назад в этой самой комнате не он выстрелил человеку в голову. Я села, единственным звуком был тихий скрип моего стула по мрамору и назойливое присутствие Ронана.

Темноволосая девушка примерно моего возраста вошла в комнату и тихо поставила перед нами на стол изысканные фарфоровые блюда. Блины. Русские оладьи со свежим вареньем: мое любимое блюдо, которое Боря готовил дома по веганским рецептам.

Мой желудок скрутило при мысли о еде, но я рискнула. Я не выживу в этом мире, если не смогу приспособиться, а я отказывалась позволить ему съесть меня заживо.

Я наколола блин вилкой и положила его себе на тарелку. Ронан только откинулся на спинку стула, моя серьга блестела у него между пальцами, пока он наблюдал, как я кладу сверху варенье.

Разрезав блин, я остановилась, когда он так и не пошевелился.

– Прошу прощения, ты не хотел бы сначала прочитать молитву?

Он развеселился.

– Это не совсем в моих правилах, но если тебе хочется, я послушаю.

– Ты так уверен, что не сгоришь в огне?

– Звучит так, будто ты на это рассчитываешь.

Поймав взгляд Юлии, вошедшей в комнату полить цветы у окна, я ответила:

– Кто я такая, чтобы смотреть в зубы дареному коню?

Еще одно «хм».

Я вновь обернулась к столу, чтобы увидеть напряженный взгляд Ронана.

– Не покровительствуй моим сотрудникам, котенок.

С чувством досады я поняла, что меня только что осадили.

– Не называй меня так.

– Я буду звать тебя, как захочу.

Я с горечью посмотрела ему в глаза.

– Чувствуешь себя большим и сильным, когда помыкаешь мной?

– Нет, чувствую стояк.

Он целеустремленно удерживал мой взгляд, и слово «стояк» повисло в воздухе. Я отказалась показывать, что его грубость задела меня.

– Мне интересно, у тебя врожденные манеры, или ты брал уроки?

Он опустил мою серьгу в карман и положил руку на подлокотник своего трона.

– А если и брал? Напишешь отрицательный отзыв на Yelp?

– Уверена, у «Института Сатаны» для местных психопатов их достаточно.

Он провел большим пальцем по шраму на нижней губе, и у него вырвался грубый смешок. Когда смеялся, он не казался таким угрожающим. Нельзя было сказать, что он выглядел как обычный человек, а не лукавое и неподвластное времени существо.

Когда смех затих, обласкав каждый сантиметр моего тела, он спросил:

– Ты хорошо спала?

Конечно, нет. Я купалась в крови и чувстве вины. Я была уверена, что Ронан спал как младенец.

Наколов кусочек блина, я сладко ответила:

– Отлично. Спасибо.

– Ты жалкая лгунья.

– Не все же могут быть такими коварными как ты, верно? – Блинчик во рту казался куском грязи. – Скажи, как долго ты собираешься держать меня здесь?

Его вспыхнувший взгляд подсказал, что ему не нравится, когда я указываю, что делать. Он провел пальцем по краю чашки, вызвав навязчивый звон, от которого волосы на затылке встали дыбом.

– У этого маленького званого вечера должен быть срок годности.

Его сосредоточенный взгляд удерживал мой, а звон продолжался и продолжался, играя на нервах. Очевидно, он собирался просто смотреть на меня, словно на никчемного плебея. С каждой секундой молчания мое сердце билось все медленнее, пока я не перестала справляться с напряжением.

Я подходила к опасной территории, приближалась к гадючьему гнезду, чтобы узнать, насколько близко смогу подойти, прежде чем меня укусят, но ненависть и безрассудная храбрость подстегивали меня.

– Хорошо. Можешь не отвечать. – Я пожала плечами, поднося к губам чашку. – Держу пари, Альберт прячется где-то тут. Может, он и не Болтушка Кэтти, но уверена, я найду способ его разговорить.

Я поняла, что зашла слишком далеко, еще до того, как его рука метнулась, схватив меня за горло и притянув. Чашка выскользнула у меня из пальцев, и горячий чай пролился на платье, но я ничего не почувствовала, кроме учащенного пульса под его хваткой, когда затихло «дзинь» его чашки.

– Не манипулируй мной, – прорычал он.

Я сглотнула, осознав, как аккуратно он меня держит. Он мог бы раздавить мне трахею, если бы захотел. Намек, скрывавшийся за предупреждающим нажатием, из-за которого я почувствовала нехватку воздуха, означал, что он позволяет мне дышать, жить, и я должна быть благодарна.

Голова запрокинулась к потолку, я не сводила с него взгляда, выражая им все накопленное негодование. Но дискомфорт смешался с чем-то странным и электрическим, когда его палец скользнул вниз по моей шее. Это движение притупило токсичный жар в воздухе, подавив его простым мягким прикосновением.

– Так рвешься домой… Что ждет тебя там, котенок?

Тяжелый бриллиант на пальце и монотонная жизнь за позолоченными воротами под флоридским солнцем. По правде говоря, без папы в Майами не оставалось ничего ценного, но я отказывалась признаваться в этом.

Слова вырвались между вздохами.

– Моя жизнь.

– Теперь это твоя жизнь. – Его голос понизился до опасного шепота. – Я отпущу тебя, когда закончу с тобой… не раньше.

Несколько секунд мы вдыхали ярость друг друга, прежде чем он убрал руку. Я едва сдерживалась, чтобы не потереть горло и убрать тот жар, что он оставил после себя. Застыв от угасающего адреналина, я смотрела, как он подносит чашку ко рту. Татуированные пальцы и изящный фарфор. Мне казалось, что я – Персефона, обедающая с Гадесом, вот только богиня любила правителя подземного царства.

И это не был божественный роман.

– Чем скорее я устану от твоего присутствия, тем быстрее ты сможешь попрощаться со своим папочкой. Ради него я бы постарался не злить меня.

Прогулка голышом по радиоактивным местам звучала привлекательнее, чем попытка «не злить» этого человека.

Мое платье промокло, шея, вероятно, покраснела, а виски болели от ненависти в моем взгляде. Уравновешенный человек сжалился бы надо мной и избавил бы от этого извращенного чаепития. К сожалению, Ронан был так же рационален, как мистер Хайд.

– Ешь.

Каким-то образом у меня появился аппетит… или просто достаточно гордости, чтобы притвориться, будто он есть. Дьявол в Givenchy откинулся на спинку стула с телефоном в руке, он играл в игру. Я могла представить себе лишь извращенную версию Pac-Man, где вместо точек смайлик пожирает души.

– Если закончила, Юлия проводит тебя в комнату.

Как по команде она появилась в дверях, рассеяв все сомнения в том, что у этого дома живые стены, подпитываемые русским чаем и черной магией.

Я отодвинула стул и послушно проследовала за Юлией в комнату, где, позвякивая ключами, она заперла меня в клетке.

Глава двадцать вторая