– Четыре, – неохотно ответила я. Он заставил меня считать каждый оргазм, который дарил, и я знала, что не переживу еще один. – Я девственница. Я больше не выдержу.

– Ты больше не девственница. Я всем своим членом чувствовал доказательство.

Кто сказал, что романтика умерла?

Он втянул нижнюю губу, отпустил ее, оцарапав зубами.

– Ты неделями отказывала мне. У меня есть время наверстать упущенное.

– Я слишком молода, чтобы умирать, – простонала я. – Мне всего двадцать.

Он замер, затем полный темного веселья взгляд встретился с моим.

– Твою мать. Я забыл, сколько тебе лет. Не надо сейчас напоминать мне об этом.

– Тебя это беспокоит? – спросила я, ногтями пробегая по всей его спине.

Он прикрыл веки.

– Недостаточно. – Он подчеркнул это заявление глубоким толчком, заставившим меня застонать. Грубая ладонь нашла и сжала мою грудь.

Я обняла его бедра ногами, вздохнув, когда он затянул сосок в рот. Было так легко забыть обо всем, когда он был внутри меня. Но я хотела стать чем-то большим, чем еще одной женщиной в его постели. Я хотела знать его вдоль и поперек. Потому что он был гораздо большим, чем всего лишь оттенком черного или белого.

– Ты был таким седым в двадцать? – спросила я. Фраза была бессмысленна – была бы бессмысленна для любого другого – но Ронану понадобилась всего пара секунд, чтобы понять, о чем я.

– Нет.

Меня передернуло от тьмы и правды в его голосе. Если бы ему сейчас было двадцать, все для меня сложилось бы совсем, совсем по-другому. Меня не тревожил его возраст, но теперь я еще сильнее радовалась его опыту. Его губы пробежали вниз по моей шее, оставив за собой горячий влажный след, пока он медленно трахал меня, как будто впереди у него на это была еще неделя.

Я попыталась сморгнуть пелену наслаждения.

– Ты был тогда в тюрьме?

– Нет. Меня освободили в восемнадцать.

– А когда ты туда попал?

– В четырнадцать.

– Что ты мог сделать в четырнадцать? – ошеломленно спросила я.

Он улыбнулся мне в шею.

– Отрезал полицейскому член и затолкал ему в горло.

Я сглотнула. Мне действительно не стоило задавать этот вопрос. После такого ответа я должна была вскочить и убежать. Но я знала: Ронан – не Прекрасный принц. Я каким-то образом также знала, что человек, которого он убил, заслуживал этого и, может быть, большего.

Уперевшись руками по обе стороны от меня, он приподнялся, чтобы видеть мои глаза.

– Что? Никаких комментариев по поводу моей почерневшей души?

Я на мгновение задержала зрительный контакт, прежде чем тихо ответить:

– Нет.

Он не выглядел довольным моим ответом.

– Тебе и вправду не стоит позволять мне трахать себя.

Я осознала, что он действительно ощущает чувство вины, ведь берет то, чего, по его мнению, не заслуживает. Чем больше он рассказывал, тем больнее было падать. Я должна была заткнуться и позволить ему вызвать у меня очередной оргазм, но внезапно мне захотелось дать ему то, чего я не давала никому другому: правду.

– Я всегда знала, понимаешь? Всегда знала, что за человек мой папа. – В горле встал ком. – Он убил кого-то, женщину, когда я была маленькой. Я видела ее лежащей в луже собственной крови. И заставила себя забыть, потому что не хотела верить в это. Но никогда на самом деле не забывала, просто научилась лгать себе. Я не ангел, каким считает меня папа… – Слеза скатилась у меня по щеке. – Я даже человек не очень хороший.

– Котенок, – Ронан хохотнул, – мой член в тебе, а ты плачешь о своем папе.

Я поняла, что прозвучало немного глупо.

– Я просто…

– Я знаю, что ты пыталась сделать. И это было мило. Но все же существует большая разница между тобой и мной. – Татуировки в форме морских звезд поблескивали черным в солнечном свете. – Ты никогда не попросишь у меня больше того, что я могу дать. – Тьма заволокла его взгляд, его рука схватила меня за горло, большой палец провел по засосу, который он оставил. – Я уже взял все, что у тебя было. – Я выдержала его взгляд, мое сердце колотилось о грудь тараном. – А теперь я возьму немного больше.

Глава сорок первая

tacenda (сущ.) – то, что лучше не говорить

Мила

Дыхание у меня было все еще прерывистым. Ронан вышел из меня. Простое движение оставило холод внутри, и, чтобы отвлечься от тяжелого чувства, мне нужно было либо уйти, либо начать разговор. Я выбрала последнее.

– Что ты ответил в ту ночь, когда я спросила, чем ты занимаешься?

– Я рассказывал о деталях работы трубочиста, – лениво ответил он.

Я сморгнула.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет. – Он усмехнулся и провел рукой по волосам. – Никогда не думал, что женщина бросится на меня после того, как я скажу ей, что получаю грошовую зарплату.

Румянец поднялся к уже горящим щекам – даже теперь, когда я нагая лежала подле Дьявола.

– Я тебя не слышала.

– Теперь я знаю это. Ты была слишком занята, набираясь храбрости, чтобы растерзать меня.

– Я тебя не терзала. – Я нахмурилась. – Какое агрессивное слово.

Он рассмеялся.

– Всю ночь ты была невероятно мила. Я не ожидал, что в конце ты будешь практически умолять меня трахнуть тебя в коридоре. – Затем он глубокомысленно добавил: – Я почти сделал это.

Вот почему он оттолкнул меня так внезапно. Мне нравилось знать, что я оказала на него такое влияние, пусть даже он должен был презирать меня из-за папы.

Я повернулась к нему лицом и оперлась на локоть.

– Ты правда думал, будто я поверю, что ты трубочист?

– Не знаю, – протянул он, обратив на меня веселый взгляд. – Ты смотрела на меня словно на бога. Думаю, ты поверила бы чему угодно… включая то, что я трубочист.

Существовала дюжина причин, по которым он никогда бы не сошел за чернорабочего – в первую очередь, его очевидное богатство. Но то, что я не поверила в его ложь, я подтвердила лишь тем, что закатила глаза и сказала:

– Ты ни за что не влезешь в трубу.

Он глубоко рассмеялся.

– Приношу свои извинения за то, что недооценил твои навыки дедуктивного мышления.

Я проглотила улыбку.

– Извинения приняты.

Когда я выдержала его темный взгляд, веселье исчезло, в комнате воцарилась напряженная тишина. Она так тяжело давила на обнаженную кожу и мое сердце, что мне вдруг понадобилось пространство. Но Ронан снова схватил меня за запястье.

– Ты куда?

– В свою комнату, – я сказала это, слегка задыхаясь.

– Зачем?

– Принять душ. А потом найти что-нибудь перекусить, раз ты испортил мой завтрак.

– Нет, – это все, что он сказал, прежде чем отпустить меня.

– Нет?

– Юлия принесет еды. Душ можешь принять в моей ванной.

Я нахмурилась.

– У тебя телепатическая связь с экономкой?

Он улыбнулся, когда на прикроватном столике зазвонил телефон.

– К счастью для нее – только технологическая.

Я даже не заметил, когда он успел ей написать. Хотя это было не так уж удивительно – вид его, лежащего обнаженным, отвлекал. Так много сантиметров настоящего мужчины. Он был идеально неидеален – от шрамов до грубых татуировок; его тело было выковано из костей, мышц и огня. Я хотела повторить языком каждую татуированную линию на его коже. Другое желание поднялось и согрело грудь отчаянным чувством: я хотела назвать его своим. Я оседлала его бедра и уперлась руками по обе стороны от его головы, мое дыхание было хриплым.

– Иногда я верю, что ты бессмертный.

Улыбка заиграла на его губах.

– Всего лишь дьявольский.

Я рассеянно коснулась острого кончика его резца. Это была опасная игра, подносить палец к дьявольскому рту, но он всего лишь нежно сомкнул зубы на моем большом пальце. Я высвободила его, провела по шраму на губе и была вынуждена тихо сказать:

– Гораздо больше, чем только это…