– Ха. – Я подумала. – Тогда почему я вижу Эйфелеву башню?

– Мы в Париже, – безразлично сказал он.

И это было его состояние все время полета: безразличие. Он и эти глупые восклицания «Delicious!» из игры, в которую он играл, сводили меня с ума. Альберт был ничуть не лучшей компанией. Он листал Cosmo в дальнем ряду сидений в передней части самолета.

Я не видела Ронана четыре месяца. Восемь часов я сгорала в ожидании его прикосновений, поцелуев, удобной постели в задней части дома. Но он ничего этого не сделал. Когда я устала от ожидания, оседлала его колени, пробежала губами вниз по шее и накрыла ладонью эрекцию, ставшую тверже под моей рукой.

Я думала, что, наконец, получу то, что хочу, но затем он ссадил меня с себя на диван и сказал:

– Берегу себя до свадьбы, котенок.

Я сердито взглянула на него.

Он думал, что это смешно.

Расстроенная, я встала и села на диван напротив него. С тех пор компанию мне составлял только Хаос. Он тоже, казалось, скучал со мной, но, по крайней мере, терпел мое присутствие.

– Ты такая милая, когда дуешься, – сказал Ронан.

Я вскинула бровь.

– Ты такой раздражающий, когда строишь из себя джентльмена.

Он одарил меня тяжелым взглядом, выражавшим столько всего, что я ничего не поняла.

После этого мы не сказали друг другу ни слова, пока я не заметила, что мы не в Москве, куда, как я думала, мы летели. Я хотела знать, зачем мы в Париже, но воздержалась от вопросов, зная, что Ронан, вероятно, сказал бы, что мы здесь для того, чтобы осмотреть туристические достопримечательности.

Когда мы вышли из самолета, нас ждала машина. Хаос запрыгнул на переднее сиденье, как только Ронан открыл дверь.

Я подавила смешок.

– Похоже, тебе придется ехать на заднем сиденье со мной. Надеюсь, это не помешает твоему обету воздержания.

Ронан взглянул мрачно, но без возражений сел сзади. Пока Альберт вез нас в сверхсекретное место, я игнорировала Ронана, как он игнорировал меня до этого, хотя это стало гораздо труднее, когда он положил руку на мое голое бедро и медленно задрал платье, чтобы увидеть, что надето под ним. Полагаю, он обращал на меня больше внимания, чем мне казалось. Он знал, что увидит.

Ничего.

Все знают, тонкие ткани очерчивают трусики. Ронан издал грубый рык и сжал верхнюю часть моего бедра, прежде чем опустить платье.

– Молись, чтобы не было сильного ветра.

– Мы в Париже. Тут это норма.

Он не впечатлился, так что я сцеловала раздражение с его губ.

Пока мы ехали по улицам Парижа, я придвинулась к краю сиденья, чтобы полюбоваться видами. Я никогда раньше не была тут, и хотя была бы рада вернуться в Москву, от визита в Париж я бы тоже не отказалась.

Ресторан был не вполне тем местом назначения, которое я ожидала. Конечно, я была голодна, но не хотела сидеть и есть, не зная, зачем мы тут. Альберт оставался в машине с Хаосом, а я прошла за Ронаном внутрь. Нетерпеливый вопрос готов был сорваться с губ, когда мое внимание привлекла сидящая у окна женщина.

Она пристально смотрела на меня, лицо у нее было белым как снег. Она была красива, даже на пороге шестидесяти лет, одета в блеклую белую униформу, подсказавшую, что она, должно быть, горничная. Она смотрела на меня, пока слезы бежали по ее щекам.

С наполнившей меня неуверенностью я сказала:

– Ронан…

Он взял меня за руку и подвел нас к столу.

– Mon Dieu, – выдохнула она, прежде чем встать на ноги и обхватить ладонями мое лицо. – Si belle. Tellement comme ma Tatianna… – «Так похожа на мою Татьяну».

В груди у меня все перевернулось, когда я осознала. Это была мать Татьяны.

Моя бабушка.

Она притянула меня к себе и зарыдала. Шок спадал в ее мягких объятиях. Все то время, когда я мечтала, хотела, нуждалась в семейной привязанности, промелькнуло у меня в голове, словно стоп-кадры, и каждый кадр мерк, когда мою грудь будто сшивали иглой. Я даже не знала эту женщину, но слезы побежали из глаз от боли прошлого и от чувства облегчения, когда я отпустила его.

Она отстранилась, чтобы взглянуть на меня, удивление блестело в ее влажных глазах.

– Ты, вероятно, шокирована.

Не в силах сглотнуть ком в горле, я кивнула.

– Я тоже. – Она выдохнула, чтобы собраться с силами. – Прошу, сядь. Я бы с удовольствием познакомилась с тобой и ответила на все твои вопросы.

Я нервно взглянула на Ронана, который спросил:

– Ты хочешь, чтобы я остался?

Я не была уверена, почему он говорил по-русски, и не знала, понял ли вообще, что говорил по-русски. В его взгляде вспыхнула тревога, и у меня возникло ощущение, что он может решить, будто я не нуждаюсь в нем больше, когда воссоединилась со своей семьей. Он ошибался. Но это я должна была сделать сама, так что покачала головой и ответила по-русски, надеясь, что мои слова подбодрят его.

– Не уходи далеко.

Он окинул меня долгим взглядом и отошел к бару.

После того, как я села напротив бабушки, которую не знала, она долго смотрела на меня, по ее щеке сбежала еще одна слеза.

– Прости. Ты так похожа на Татьяну. Это шокирует.

– Я понимаю.

– Вероятно, ты уже поняла, что я… была… матерью Татьяны. Меня зовут Эстель.

Все, что я смогла ответить:

– Я Мила.

– Я знаю. Этот человек, – она взглянула на Ронана у бара, – связался со мной и немного рассказал о тебе. До недавнего времени я и не знала о твоем существовании. – Она нервно теребила платок. – Я злюсь, что пропустила так много в твоей жизни, но я также счастлива, что нашла тебя наконец.

– Татьяна никогда не рассказывала вам обо мне?

Она нахмурилась.

– Нет. Моя дочь оставила дом в шестнадцать, в поисках лучшей жизни, полагаю. Я никогда ее больше не видела… Ну, это не совсем так. Я видела ее в некоторых журналах. – Она печально мне улыбнулась. – Но почему ты говоришь о ней так, будто не знала ее?

Я сглотнула.

– Я не знала. Я видела иногда, как она приезжает к папе, когда была маленькой, но никогда не встречалась с ней.

Она покачала головой.

– О, Татьяна. Comment as-tu pu faire ça à ta fille? – Как ты могла сотворить такое с собственной дочерью? – Ты должна кое-что знать о своей матери. Она казалась нормальной внешне, но внутри… она была нездорова. – Она промокнула слезы платком. – Татьяне… не хватало чего-то внутри. Она не любила так же, как другие… На самом деле, я не уверена, что она любила вообще. Может, ее и не было в твоей жизни, но, ручаюсь, ее выбор от тебя не зависел.

Мне казалось, я прекрасно справлялась, не зная многого о собственной матери, но теперь поняла, что мне нужно было услышать это. Звучало так, будто моя мать действительно была психопаткой. Я не знала, как мне осмыслить это, так что принялась смотреть в окно на прохожих.

– Ты так похожа на Татьяну. Я решила, что это она, когда ты вошла. Но теперь я вижу, как ты не похожа на свою мать.

Я вновь посмотрела на нее.

– Как так?

– Ну, для начала, я никогда не видела, чтобы Татьяна плакала. Даже ребенком, когда она ранилась.

– Мне говорили, что я как кран.

Она рассмеялась.

– Это у тебя от меня. Я плачу по малейшему поводу.

Я улыбнулась.

– У тебя хорошие отношения с отцом? – спросила она.

Я поерзала, в груди стало тесно. Она не могла знать, что мой отец был тем, кто убил ее беременную дочь. Если она узнает, станет ли презирать меня? Живот скрутило.

Я закусила губу.

– Он всегда относился ко мне хорошо, но…

– Ты не обязана рассказывать.

Я вскинула бровь.

– В тех журналах я видела гораздо больше, чем просто фото Татьяны. Она зналась не с лучшими людьми. – Она поспешно добавила: – Особенно с твоим отцом.

Мне стало интересно, знала ли она, что человек, с которым я пришла, сам Дьявол. Она могла говорить о папе все что угодно, но я знала, что стану защищать Ронана даже ценой этих новых отношений.